Я перевернул вазу... Меня опять чуть не стошнило, им на рыла сразу, в силу спазма, боль напряженного глаза, все было так убого, чопорно, грязно. Мне среди тех утех находится опасно, чисто залепить глаза пластырем наспех... И я ебал все эти дешевые басни! Чем не видеть, не слышать, что может быть прекрасней? Но я ушел далеко от их страсти, видимо не той масти, забыл их эпостасии, в своей касте, тогда как в остальных вижу лишь никому не нужный почерк свастики... И эту девушку запомнил я иной, ту, которая дрожала, играла цветами разными, тело горело девственной виной. И что теперь стало с Настей, с ее страстью? Глаза пропали, тертые впадины тоски и печали рвали мозги на куски и молчали. В клубах барного дыма, опьянев изрядно уж по щекам текла черная тушь.
Сергей, Сереженька то ли приятель, то ли муж, что то там про чувства, ммм, да уж, от вина стало пусто и проглотила глушь. Настюша ну же покушай лучше там вон же меню ж!
А там глушили водку палевную, не раз каяные, были вбитыми в стулья, свалены в недры сознания, воняло драмой, не помогали дырявые рамы, дополняли гаму со стенами слитые дамы, шарканье стаканов, романтика выцвевшей шали, слепые взгляды, сочащийся гной из шарма, это было рядом, глаза смотрели в кружки, какая досада? Убьем ее пьяными шлюшками! Досужие мысли, сплетни досужие, бесконечные обедни кормятся ужином, картины размыты, распиты тары, словно стаканы судьбы разбиты, но разлито по новому с жаром.
Вино шептало о старом, я уже думал спятил что ли? Не внял во взгляде боли, глаза из под волос не глядя кололи... Той весной отрезали обе ноги дяде Коле... Смотрела на маму под потолком, глотала ком, кричала потом, умчала потом, отчалила с мечтами и зонтом, оставила полный печали маленький старенький дом. Слезы стерты были до нельзя, до пыли, глаза пленили на миг и закрылись, забыли, ворошить то нельзя как жили, я видел жилы, как играли скулы. Блять, но как то все таки жили!
И эту суку я запомнил иной, другие мысли, фразы, смысл сказанного, сейчас она была лицом ко мне, но спиной, и что теперь стало с Настей, что за напасти? Резаные запястья, дырявые вены, ампулы слепого счастья, аура выцвела давно уже, сожгли мосты костры разные, места грязные. Дрожащий подбородок уткнулся мне в плечо, в смысле это тут не причем, не о чем… Она еще дарила тепло, руками била об стол, кричала дурочка что, но это было не то. Рожала в сумраке всхлипы, дышала тяжело лишала меня показать себя суровым типом. Но мой взгляд как враг был дик, и лишь когда глотнул коньяк на миг я обмяк и сник...
Мне было просто жалко, жалко… Ту комуналку свалку, дядь Колину кресло-качалку, глаза трехлетнего Миши, в них немой вопрос, от рожденья не слышал и рождал много слез. Жаль письма брата, одетого в камуфляж, письма без адресата, жаль этаж, жаль дом, жаль том, что дописан и закрыт, долистан и зарыт, и за кулисами унылый Настин вид...
Воздух свежий трезвил… Да я и не пил то толком, летел серым осколком, от четырех сторон грозивших задавить. Меня встречал перон, чтобы проводить...